ГосНИОРХовские маразмы -2

ГосНИОРХовские маразмы-1

О существовании которого она и не подозревала

"- Я думаю, что он решил подшутить надо мной. Он дал мне вот это. - Я вынул два листка линованной бумаги из внутреннего кармана пиджака, куда положил их несколько недель назад, зная, что именно при таких обстоятельствах они и будут предъявлены.

Мистер Бейкер расправил листки на стекле, покрывавшем его стол. Он стал читать их, и мускул под правым ухом так у него задрожал, что ухо задергалось... Когда он, сукин сын, поднял на меня глаза, в них был страх. Перед ним сидел человек, о существовании которого он и не подозревал."

(Дж. Стейнбек. "Зима тревоги нашей")

_______

Ну, вот, эпиграф получился чуть ли не длиннее самой истории. А история-то простая. Сразу после универа попал я работать в ГосНИОРХ, в лабораторию гидробиологии. И скажу я вам, что таких условий для работы, какие оказались там у меня, юного старлаба, сейчас небось ни у одного академика нет. Система озёр в глухом лесу, на которых изучаются режимы биогенных добавок. Институтская научная база. Двухэтажная лаборатория, в распоряжении – бригада работяг, они же и контрольные обловы рыбы делали. Обычно-то гидробиолог не контролирует поток энергии на первом и последнем звеньях - ни биогенную нагрузку, ни пресс рыбы. А мне это удавалось не только контролировать, но даже и задавать! Кто в теме, тот оценит всю уникальность и крутизну ситуации.

В общем, материал на кандидатскую в таких шикарных условиях набрался быстро. Но предъявлять её я не спешил. Дело в том, что заведующая лабораторией нашей страдала дремучей паранойей. Аки царь Иоанн Васильевич, в каждом кандидате видела заговорщика, который собрался её подсидеть. И быстренько от него избавлялась любыми средствами. Трудно представить себе, что сотворила бы она с докторантом - но до этой стадии никто в лаборатории не доживал. А меня такой вариант не устраивал. Я хотел там ещё докторскую написать, и работы непочатый край, и возможности есть. В общем, спрятал я кандидатскую в стол до поры, до времени. Да и занялся потихоньку докторской.

Долго ли, коротко ли, но постепенно мадам перестала меня опасаться. А затем начала и подначивать - а что же это, мол, Вы, Володя, кандидатскую никак не закончите? Не бойся, мол, меня, солдат, поговори со мной откровенно. Я же туповато улыбался, беспомощно разводил руками, бормотал какую-то чушь и шёл себе работать дальше.

Ну, тянул я так, сколько мог. 11 лет протянул. Докторскую почти закончил. И был буквально выпихнут на кандидатскую защиту. И защитился в 1994г. После чего подо мною предсказуемо загорелась земля, и начала заведующая меня постепенно выживать. Особо с этим не торопилась, но жизнь портить начала активно. И вот вскоре, в 1996г., захожу я к ней в кабинет и добродушно, даже малость придурковато говорю:

– А Вы знаете, Галина Михайловна, я тут того... Ну, этого... Как бы докторскую между делом написал....защищаться весной буду в Зоологическом институте РАН, там уж и диссертацию почитали, одобряют, вот только заслушать осталось у нас на заседании лаборатории и выписку получить. Можно и отрицательную. Это не принципиально.

Видели бы вы, как перекосило и расколбасило её наглую, жирную харю, как полезли из орбит маленькие свинячьи глазки. Вот тут-то я и вспомнил эту сценку, что в эпиграфе.

Вскоре я попал под сокращение штатов. Но защититься дня за три до увольнения всё-таки успел.

Отзыв

На защитах диссертаций, особенно - докторских, много чего интересного происходит.

У меня, например, вышло так, что перед самой защитой умер директор моего института, профессор, интеллигентный учёный старой школы, и вместо него поставили испитого дегенеративного кандидата-марионетку, неотёсанного "образованца". Первым его действием в роли директора института (утро первого дня директорства!) был отрицательный отзыв на автореферат моей диссертации, подсунутый пожилой заведующей нашей лабораторией. Подписать его с бодуна у него сил хватило. И заведующая, счастливо улыбаясь, притащила этот документ мне прямо на защиту в Зоологический институт РАН. Вот соответствующий фрагмент из моей стенограммы:

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ

Слово предоставляется диссертанту для ответа на замечания, содержащиеся в отзывах.

В.Ф.ШУЙСКИЙ

Я очень рад, что моя диссертация вызвала отклик у столь многих коллег. Благодарю всех приславших отзывы на мой автореферат, а также специалистов ведущей организации за высокую оценку моей работы.
Хотелось бы ответить на некоторые замечания, имеющиеся в отзывах на автореферат диссертации.
Прежде всего, попытаюсь ответить на замечания, содержащиеся в отзыве директора ГосНИОРХ А.С.Печникова, с учетом которых Александр Сергеевич рекомендует переработать диссертацию. Отмечу, что отвечать придется без какой-либо подготовки, прямо "с листа", поскольку отзыв принесен в совет ровно за 7 минут до начала защиты, - несмотря на то, что автореферат был разослан своевременно. И все остальные отзывы, даже из Иркутска и ближнего зарубежья, получены вовремя, - а ведь ЗИН и ГосНИОРХ находятся в одном городе и даже расположены по соседству..."

В общем, человек показал себя идиотом, в зале смех стоял - дать отрицательный отзыв собственному сотруднику, это о многом говорит. Продиректорствовал он недолго. Говорят, на институтских банкетах быстро напивался - и начинал швырять купюры, как конфетти. Причём находились такие, кто ползал и поднимал... Ну, это уже другая история.

Парфянский выстрел

Помнится, когда пожилая паранойяльная заведующая лабораторией гидробиологии ГосНИОРХ после защиты подвела меня под сокращение, я, уволившись, выпустил последнюю парфянскую стрелу - послал на её имя подарок по институтскому адресу: книгу Э.Я. Штернберга "Геронтологическая психиатрия".

Лаборатория

Уже значительно позже моего изгнания из ГосНИОРХ рассказала мне одна знакомая, коллега, как пришла по какому-то делу в мою бывшую лабораторию. Собственно, к тому времени назвать этот коллектив "лабораторией", не погрешив против очевидной истины, было уже никак нельзя. Какая уж там лаборатория, ведь само слово это – от laboro, "работаю". А работой давно уж и не пахло. "Чистки", проведённые заведующей, исторгли оттуда напрочь всё мало-мальски дееспособное. Осталось лишь несколько пожилых кумушек-приживалок, совершенно потерявших (а то и никогда не имевших) лицо и погрязших в самом низкопробном и откровенном холуйстве.

И вот заходит, значит, эта самая знакомая в лабораторию, просит позвать заведующую. Приживалки напыщенно отвечают, что Галина Михайловна сейчас занята, обедает в соседней комнате (ну, тут ничего удивительного нет – поскольку это и было основное её времяпрепровождение). Посетительница села, ждёт. А в людской жизнь идёт своим чередом – продолжается прерванная беседа. Одна из тётушек вбрасывает актуальную тему:

– А кто у нас самый умный в лаборатории?

Нестройный хор заунывно подхватывает:

– Гааалиииинааа Михаааайловнааа!

Пауза. Знакомая моя столбенеет. Что это было?

А мяч переходит к следующему игроку – энергично, с воодушевлением:

– А вот кто же у нас самый красивый в лаборатории?

Общий восторженный стон, с изнеможением:

– Гааалиииинааа Михаааайловнааа!!

И опять небольшой перерыв для восстановления сил.

Знакомая – сидит ни жива, ни мертва. Непривычный мозг отказывается воспринимать такую реальность.

А слово уже берёт наиболее вдохновенная шестёрка:

– А кто у нас ваааще самый-самый выдающийся в институте?

Крепнет, нарастает благоговейный всеобщий вой, крещендо и фортиссимо:

– Гааалиииинааа Михаааайловнааа!!!

Тут знакомая моя наконец одолела оцепенение. Тихонько встала – и задом, задом к двери, да и стремглав оттуда восвояси. Фиг с ним, с этим делом, по которому приходила. Рассудок, говорит, дороже.

Переписка

Нашёл забавную, хотя и старую (1997г.) переписку в связи с моим увольнением из ГосНИОРХ по инициативе пожилой заведующей нашей лабораторией сразу после моей защиты докторской. Перечитал вот - и самому, как говорится, доставило.

____________________

И.О.директора ГосНИОРХ Т.П.Михелес

от зав.лаб.гидробиологии Г.М.Лаврентьевой

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

В.Ф.Шуйский, начиная с 1992 г., не участвует ни в одной теме, прорабатываемой коллективом лаборатории; заключает хоздоговоры и выполняет их самостоятельно или с привлечением специалистов из других учреждений.

Далее такое положение неприемлемо, учитывая острую финансовую ситуацию и низкие оклады сотрудников.

Прошу в связи с вышеизложенным сократить должность ведущего научного сотрудника, занимаемую В.Ф. Шуйским.

16.04.97

_____________________

И.О. директора ГосНИОРХ Т.П.Михелес

от в.н.с. лаб. гидробиологии В.Ф.Шуйского

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Глубокоуважаемая Татьяна Павловна!

Я ознакомился с докладной запиской, представленной на Ваше имя зав. лабораторией гидробиологии Г.М.Лаврентьевой 16.04.1997г. Считаю необходимым дать следующие пояснения.

"Привлечение "специалистов из других учреждений" к выполнению НИР по темам, руководителем которых я являлся, всегда было вынужденным и совершенно необходимым. Так, например, работы по х/д№№ 24, 64, 66 (1992 г.), 8, 14 (1993 г.) и др. проводились на порожистых реках Тихвинского района и, как и вообще большинство гидробиологических работ, были сопряжены со значительными физическими нагрузками. Необходимо было обследовать протяженные участки рек, сплавляясь на двух тяжело груженных лодках. Требовались многочасовая гребля, преодоление порогов и перекатов, длительная работа тяжелым дночерпателем, подводные работы с аквалангом. Выполнить это в одиночку было бы невозможно, требовался хотя бы один напарник-мужчина, способный выполнять такие работы.

Однако за время моей работы в лаборатории гидробиологии ГосНИОРХ все остальные сотрудники мужского пола (В.Р.Алексеев, В.А.Авинский, М.М.Белов, A.E.Бельтенев, А.М.Гуренович, А.А.Филиппов, Ф.И.Щураков) были последовательно уволены Г.М. Лаврентьевой за непочтительность, и к 1992 г. я уже оказался единственным мужчиной в штате лаборатории гидробиологии. Очевидно, что привлечь кого-либо из сотрудниц лаборатории к таким работам было бы невозможно - ведь умение льстить, сплетничать, угождать и угощать начальство деликатесами здесь оказалось бы бесполезным. Поэтому я был вынужден пригласить для участия в этих НИР на контрактной основе одного из ранее уволенных Г.М. Лаврентьевой сотрудников лаборатории – М.М.Белова, владеющего профессиями гидрохимика, гидролога, гидрометеоролога, водолаза и подводного фотографа. Без его участия перечисленные темы, безусловно, не были бы выполнены и оплачены. Кроме того, только благодаря профессиональным возможностям М.М.Белова удалось провести ряд дополнительных работ по темам х/д 64, 66, благодаря чему договорную стоимость каждой из них удалось увеличить в 2,4 раза.

С уважением, В.Ф. Шуйский

27.04.1997г.

Ату его!

В аспирантуре ГосНИОРХ как-то раз пришло мне время проходить очередную аттестацию. Для этого нужно было выступить в этом своеобразном коллективе с докладом о проделанной работе. А от своей бывшей однокурсницы узнал я, что заведующая лабораторией велела своим шестёркам, по возможности, потрепать меня в воспитательных целях. Так примерно оно и произошло. Этим бессловесным, обезличенным существам в кои веки дали возможность оторваться. И они старались на славу. Перебивали хором, цеплялись к каждому слову, нагло хохотали, гримасничали – и вообще вели себя имманентно своей лакейской сущности: или перед кем-то пресмыкаться, или кого-то травить - третьего не дано. При этом оглядывались на хозяйку в ожидании одобрения… Как выразилась другая моя однокурсница, Таня Гаенко:

"А овцы рычат в угаре,
А мыши клыки растят,
Ведь самые злые твари
Из самых покорных стад".

В итоге я вообще перестал им отвечать и безучастно слушал бурный поток всех этих нелепых сентенций. Наконец заведующая спросила меня: ну, так что, мол, Вы отвечать-то будете на вопросы, в конце-то концов, или как? На что я ей резонно сказал:

– Ну так Вы отзовите их, тогда я и отвечу.

Вот визгу-то былооо…

Трапеза

Когда заведующая лабораторией принимала пищу в окружении своих подхалимок, попасть к ней на приём было невозможно. А трапезничала она практически постоянно – конечно, за исключением того времени, которое просиживала в кабинете директора, зомбируя его своими долгими суггестивными наставлениями. Трудно было даже назвать этот процесс завтраком, обедом или ужином – ведь одно плавно переходило в другое. Происходило это священнодейство в специальной комнате, наиболее удалённой от назойливых посетителей. Вход в трапезную был строго запрещён и ревностно охранялся полоумной лабораторной секретуткой. Поэтому подписать какую-нибудь срочную бумажку частенько становилось делом невозможным.

Однажды пиршество затянулось настолько, что мне всё-таки пришлось туда войти, когда церберша вышла в гальюн. Величественное же зрелище я застал. Сама растеклась на одном стуле, тумбообразные ноги выложила на два других. В обнимку держала наполовину опорожнённый таз с винегретом. Ну не могу я такую ёмкость назвать просто большой миской, не погрешив против истины. В руке была зажата большая ложка. Раскрасневшееся лицо перемазано пищей. Его обычное свирепое, тупое выражение временно смягчено сытостью. И даже чем-то вроде благодушия.

Завидев моё вторжение, лебезившие рядом шестёрки остолбенели от ужаса. Одна так и застыла с бутербродом в руках, который намазывала для своего кумира. Но Великая была в хорошем настроении и даже соизволила поинтересоваться, что мне нужно. Я протянул ручку и документ. Брезгливо, нехотя на него взглянув, заведующая мечтательно произнесла:

– Эх! Как же хорошо это – вкусно поесть! Всё-таки надо признать: недалеко ушли мы от животных.

Я взглянул на развалившуюся тушу, на толстую рожу, измазанную винегретом, на согбенных услужающих – и сухо ответил:

– Ну, я бы на стал так обобщать. Это, знаете ли, очень индивидуально. Вот здесь, пожалуйста, подпишите.

Без лести предана

После многолетних кадровых чисток осталось в лаборатории гидробиологии всего-то с пяток подобострастных старых девушек – обезличенных, подобострастных, никчёмных. Изо всех этих приживалок наиболее патологической особой была личная секретарша заведующей. Если остальные тётки больше придуривали и холуйствовали вполне расчётливо, то несчастная Соня обожала заведующую искренне и безгранично, со всей своей нерастраченной страстью. Жутковато это было видеть неподготовленному человеку. Но и привыкнув, я всё же то и дело поражался увиденному.

Вот, например, тучная, угрюмая заведующая разговаривает в коридоре со своим аспирантом. Тот, видимо, что-то сделал не так, получает разнос. Соглашается, кивает, но должного раскаяния не проявляет. Заведующая отпускает его, хмурится...

Соня издали наблюдает эту сцену. Исступлённо смотрит вслед уходящему аспиранту. Губы её трясутся. Крупные, частые слёзы катятся по её щекам. Я спрашиваю, что это с ней, не заболела ли? Она поворачивает ко мне перекошенное, заплаканное, полное отчаяния лицо. Прерывисто вздыхая и всхлипывая, отвечает:

- Ыыыы... Галину Михааайловнууу обии-и-де-лииии!

Проект о введении единомыслия в науке

Неизгладимое впечатление произвела на мой неокрепший юношеский моцк такая фраза заведующей:

– В последнее время среди сотрудников лаборатории замечена недопустимая вольность в интерпретации информационного индекса Шеннона применительно к гидробиологическим исследованиям. Ну ничего, я проведу собрание и дам указания, как именно сотрудники моей лаборатории обязаны его трактовать.

Заметки, весёлые и не очень (оглавление)