Записки из горного дома, или Древнейшее профессиональное заведение-3

Древнейшее профессиональное заведение-2

ЦУ

В тридевятом вузе, в тридесятом государстве писал я как-то с моими аспирантами отчёт для одной ну оооуучень известной топливно-энергетической компании. Формально руководила этой работой дочь проректора. Форматировать наш текст поручила она одной аспирантке, по случайному совпадению - своей лесбийской активной подруге. И платили ей за эту убогую, часовую работу куда больше, чем автору.

"Руководительница" не особо мешала. Но иногда всё-таки давала ценные указания, глубоко нас впечатлявшие. Особенно запомнилось такое:

– Ну, ты слишком много-то текста не пиши. А то Танечке будет трудно его форматировать".

Ге-кафедра

Согласно одному из основных законов Паркинсона, начальник обычно старается подобрать себе подчинённых глупее и ничтожнее, чем он сам. Так вот, в данном случае эта задача оказалась весьма нелёгкой, казалось бы, даже невыполнимой… Однако, постарались, поскребли по всем сусекам – и ничего, подобрали, справились. Полагаю, что даже и сам законотворец С.Паркинсон остался бы доволен результатом. Ну, а всех, кто знал дело и выделялся на фоне карикатурных неофитов, соответственно, в рекордные сроки "зачистили". Угробили омерзительным хамством и унижениями, уволили или "слили" на другие кафедры. Следовательно, повышать квалификацию приезжим профессорам будут малограмотные аспиранты-пополизы. Нет, это просто Содом и Гоморра…

Виватчицы

Это мне рассказал один знакомый преподаватель из горного. Довелось ему тут недавно наблюдать яркое и поучительное зрелище: коллективный выход ге-кафедры на институтский салют.

Народ, говорит, стоит себе, простодушно любуется фейерверком. Эти же пришли не просто так, а баллы себе зарабатывать, карьеру делать. Потому при каждом залпе их нестройный хор заводил: "виват! вив-а-а-а-ат!!". При этом виватчицы озирались на близстоящее руководство и наблюдали за его реакцией. Но этого им было мало. Недостаточно оказалось заявиться в хоровом исполнении, каждой нужно было также отличиться ещё и лично, чтобы не затеряться со своим особым "усердием к делам отечества" в стае "единомышленников". Поэтому наиболее отъявленные холуи подлавливали те краткие моменты, когда протяжный вой слившихся "виватов" немного стихал, и вклинивались со своим отвратительным соло. В верноподданническом изнеможении, срываясь на визг, спешили они судорожно выкрикнуть свой индивидуальный "виват", пока общее завывание опять на набрало силу. После чего, опять же, воровато осматривались: оценено ли? Замечено?

Уж на что мой знакомый – человек ко всему привычный и закаленный, но, говорит, затошнило так, что ушёл…

Кока-кола, фанта, спрайт!

Не могу не рассказать восхитительнейшую хохму из жизни невероятных ге-югендов. Недавно рассказали достойные всяческого доверия очевидцы, а то бы и не поверил.

Посылали тут, значицца, как-то самых отъявленных виватчиц и виватчиков из этой дивной структуры в Германию – похвастать немчуре, какие такие кадры у нас теперь решают всё. И вот рассаживают их гостеприимные хозяева в какой-то столовой или там кафе, чтобы покормить обедом. А на столах возле приборов лежат красивые, цветные листочки бумаги, на которых что-то напечатано по-немецки. Ну, ге-деятели немецкого не знают и о содержании таинственного текста могут только строить догадки.

Казалось бы, в чём тут вопрос? Ясно же, что за письмена такие кладутся обычно перед каждым столовым прибором в кафе. Но не забывайте, братцы, что это были не кто-нибудь, а самые отборные ге-сливки. То есть люди особые. Во-первых, как бы это сказать, не очень сведущие. А во-вторых - постоянно готовые буквально на всё, любыми средствами пробивающиеся с самого низа на самый верх (ну, как они это самое направление "вверх" понимают, разумеется). Так что уровень развития, мышление и мотивация у них – соответствующие.

Начинают они въедливо рассматривать эти листки и обнаруживают, что в загадочном тексте просматривается некоторая организованность. Он как бы разбит на маленькие разделы. И ге-вундеркинды решают совместным мозговым штурмом, что это - … МЕСТНЫЙ КОРПОРАТИВНЫЙ ГИМН, почему-то состоящий из не одинаковых по размеру куплетов. И, следовательно, предоставляется ценная возможность отличиться. Гимн этот необходимо срочно если не разучить, то хоть успеть прочитать вслух пару раз, ну хотя бы в английской транскрипции. Чтобы эффектно вскочить и начать подпевать, когда ожидаемый гимн зазвучит в начале трапезы – пусть по бумажке, но зато громко. И, таким образом, опять быть замеченными начальством на сером общем фоне.

Но осторожность - прежде всего. При всей напористости как-то боязно не вмастить, подстраховаться-то всё же не помешает. И вот уполномоченная представительница этого славного коллектива с деланно безразличным видом подходит к какому-то человеку, немного знающему немецкий, и спрашивает его, что это за странный, короткий припев такой у гимна обозначен в самом низу листка – девиз местных горных мастеров, что ли?:

"– Coca-cola,

– Fanta,

– Sprite!"

Кузница гэ-кадров

Был в древнейшем, ещё до разделения нашей кафедры надвое, такой дикий (по общим, разумеется, меркам) случай. Как-то раз после тестового экзамена у студентов – "инженерных экологов" вывесил я на всеобщее обозрение его результаты. Выраженные в единицах не стобалльной шкалы, а привычной пятибалльной – то, что пойдет в зачетку и в дипломный вкладыш.

И тут пришли ко мне с претензией два парня, приятели. Один – высокий и чернявый, второй – рыжий и толстый, оба – прыщавые и наглые. Но каждый из них нахальничал обычно по-своему. Высокий – тихий такой наглец, самовлюбленный, а рыжий – более бойкий, напористый, с глазами навыкате. Претензия ко мне состояла в том, что наряду с обычной оценкой надо было вывесить и промежуточные результаты, выраженные по стобалльной шкале.

Можно было, конечно, поступить и так, но делать это я вовсе не был обязан. Наверно, я бы легко пошел навстречу их просьбе, если бы она не была обличена в вызывающую, даже хамоватую форму. Я вежливо сообщил им, что именно в силу этой хамоватости вынужден им отказать, отвернулся и ту же забыл эту историю. Ан нет. Приятели отошли, посовещались, покрутились где-то минут пять и вернулись. И в той же нахальной манере сообщили, что они якобы только что были у декана, что он, мол, гневаецца на мою упертость и передает мне приказ срочно выдать этим замечательным молодым людям интересующие их материалы. Я тут же сам поднялся этажом выше, навел у декана справки и, разумеется, выяснилось, что пацаны всё это только что выдумали.

Интересно, что когда я вернулся, уличил и отчитал врунов, им совершенно не было стыдно. Бессовестные физиономии выражали лишь злобенку на нудного препода и легкую досаду по поводу сорвавшейся махинации, но, конечно же, ни малейших угрызений совести.

Самое же интересное, что, прославившись таким образом при моём посредстве как люди "без комплексов", готовые ради малой выгоды на любые акции, ребята эти тут же оказались весьма востребованными. Один из них, рыжий, был вскоре взят деканом в ассистенты, обласкан и удостоен разных дипломов и почетных званий. (Награды эти в древнейшем, как известно, выдаются за "личные качества" услужающего, а не за его научные труды, каковых обычно и вовсе нет). Второй, чернявый, был с восторгом принят на отделившуюся гее-кафедру, также осыпан наградами и вскоре уже бодро перебивал знакомых мне преподавателей на лекциях, корректируя их рассказ своими безграмотными замечаниями. Сейчас оба "учатся" в аспирантуре, регулярно назначаются победителями (именно так!) различных пышных конкурсов, цветут и пахнут, а рыжего руководитель грозит даже сделать (опять же, назначить) доктором наук в 27 лет, чтобы все видели, каковые-таковые гении есть в древнейшем.

Таким образом, ославив авантюристов как пакостников и мелких негодяев, я невольно дал им тем самым путевку в цЫвильную жизнь.

Конспект лекций

Занятно поступил один "препод" из молодых-новых. Сам он, ясен перец, что-либо читать вообще не в состоянии (как написала мне про него одна студентка: "когда он тужится что-то понять в своих записях и воспроизвести на лекции, то кажется, что это он мучительно учится читать. Не читать лекции, а вообще читать." Устает корифей через 20 минут собственного невразумительного бормотания и студентов отпускает - "лекция закончена". Конечно, тяжело разбирать буквы малограмотному человеку... (То, что этот деятель науки и просвещения - с гэ-кафедры, думаю, можно было бы и не говорить, это и так очевидно).

Так вот, в конце семестра он вдруг потребовал со всех студентов конспекты своих собственных лекций - якобы проверить, хорошо ли они его наставления записали. А записать этот бред было просто невозможно. А без конспектов - нет допуска к экзамену. Замкнутый круг. И студенты, естественно, накачали кусков с интернета и предъявили в качестве конспекта лекций. А ему того и надо - он это дело собрал, хаотически сложил (видимо, в прорядке поступления распечаток от студентов) и впредь будет читать ЭТО на лекциях вслух - уже в качестве собственного лекционного курса. Гениальное всегда, говорят, просто (хотя я в справедливости этой сентенции всегда что-то сильно сомневался).

Беспредельщина

У меня была возможность понаблюдать, как безнаказанность постепенно развращает, поощряет к так называемой "беспредельщине", порождает лютый разгул бесовщины. И ведь восстановить мало-мальский порядок не так-то и трудно, нужно просто не поддаваться, ну, хотя бы не отмалчиваться: шума-то они боятся. Но народец безмолвствует: кто скурвился, кто отчаялся, кто просто перетрусил и затаился, как бы чего не вышло-с… Вспоминается всё та же любимая мной, простая и гениальная "Капитанская дочка": "Комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за крепостным валом; но обробелый гарнизон не тронулся. "Что ж вы, детушки, стоите?" - закричал Иван Кузмич. – "Умирать, так умирать: дело служивое!" В эту минуту мятежники набежали на нас и ворвались в крепость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья…".

Был у меня в детстве приятель, не особо так сильный парень, средненький. Так он принципиально никогда не уклонялся от встречи с хулиганами, даже если их огромная, пьяная толпа. Я ему как-то сказал: ну куда ты на такие неравные силы прешь, обойди, изобьют же тебя. А он замечательно мне ответил: меня "избить", говорит, невозможно: сколько бы их ни было, всё равно это будет не избиение, а драка. А что, правильно сказал.

Game over

С отвращением плетясь по утрам в древнейше-профессиональное техническое учебное заведение, я иногда развлекался мыслью о создании игры-стрелялки вроде Doom'а или Кваки под названием, например, "Желтый Doom". Сюжет – традиционный и незамысловатый. В первой миссии (как обычно – "Into the Castle") герой, преодолев турникеты, схватывается с разными несерьёзными охранниками и, в конце – с хилым дежурным преподом (бейдж). Дальше – больше. Лохов-пенсионеров в мешковатых камуфляжках постепенно заменяют накаченные телохранители папега. Преподы тоже идут мастью всё крупнее. Ближе к концу очередная миссия завершается неприятной встречей с Суслегом. Предпоследняя игра – "мамегат" и кто-бы-Вы-думали в конце. Наконец, заключительная, самая сложная миссия "папегат" – главный коридор, соответствующие монстры и в кульминации – сам злобный папегЪ. (Как водится, возможны патчи и прохождения – стырить что-нить полезное, продать и на вырученные деньги что-то приобрести – тесты или непосредственно расположение какого-то чудища.)

Потоп

Как-то вечером возвращались мы из горноинститутской качалки да сауны с аспирантом и двумя студентками моими (предупреждая возможный вопрос: были в разных саунах, хе-хе!). Зашли на кафедру - а там пролив, сверху вода хлещет к нам и далее вниз, к папеговой кафедре. Я оставил ребят воду черпать, а сам постарался заставить охрану меры принять. Не поверите: два поста, центральный (для папегов и братков) и на черном ходе (для ниггеров - преподов и студентов), препирались час (!), кому из них командующего ими проректора обеспокоить и проинформировать (а уж чтобы без его ведома самим что-то предпринять - ни-ни...). Всё это время я циркулировал между постами и поощрял их разными выражениями, а молодежь на заливаемой кафедре, естественно, изображала памятник Стерегущему и таскала воду.

Наконец я сам ему позвонил по данной охранниками мобилке (дали лишь с учетом того, что заливает именно папега, но дать мне номер телефона или самим докладывать – так наотрез и отказались). Застал батяню-комбата явно в каком-то кабаке: слышна музыка, крики пьяные. Сначала он меня почти послал, но я успел скороговоркой пояснить, что заливает конкретно кафедру папега, и назавтра тому непременно станет известно, как именно на эту новость отреагировал хозяйственный проректор. И завертелось. Через полчаса всё перекрыли, а проректор этот и даже охранники потом целых полгода со мной здоровались, что уникально.

В общем, занятное соотношение численности напыщенной охраны и эффективности её реакции на ЧП. И ещё любопытно: а вот если бы этим вечером не папегову, а простую смертную кафедру залило, так никто бы и не дёрнулся? Но уж самое любопытное, что меня даже не вздрючили (конечно, о "спасибо" и говорить было бы смешно) и даже не повесили на меня диверсию

Слуги Саурона

Интересно, что у папега есть особая лейб-гвардия, которую можно лицезреть редко - например, во время его публичных выступлений. Это - отборные бойцы, прошедшие "горячие точки". Молотобойцы в черной форме. Там ребята как товарищ Сухов - один целого взвода стоит. По рассказам преподов, в исключительных случаях преторианцы применялись также в качестве внутренних (внутриобщажных) войск.

Обычные охранники у входов - камуфлированные, они разнотипные, от качков до рыхлых пенсионеров.

При приезде гостей-меценатов, особо авторитетных - совершивших благодеяния в особо крупных размерах с применением технических средств, мобилизуют аспирантов. Они стоят дневальными у тумбочек на всех коридорных поворотах, при приближении чистаконкретной депутации должны вытягиваться в струнку (помните "17 мгновений весны"?). Когда братки пируют, тех же аспирантов мобилизуют им подавать-наливать.

Наконец, недавно появилась ещё одна удивительная силовая структура. Это постоянно действующая (!) комиссия из особо доверенных (кхе... кхе... ) молодых преподавателей, ПРОВЕРЯЮЩАЯ ПРАВИЛЬНОСТЬ НОШЕНИЯ ФОРМЫ (! - мне как-то иначе задачи преподавателя представлялись). Им справили особые бейджи - черные с красным кантом и красными же буквами. Они шляются неприкаянной зондеркомандой по институту и, как назгулы, неустанно ищут жертв.

"И всё цЫвильно" (с).

Аморальный председатель

Как раз перед моим увольнением из горного на имя ректора поступил официальный запрос с ходатайством разрешить мне быть председателем ГАК факультета биологии университета им. Герцена (кто уже забыл, ГАК - это аттестационная комиссия, перед которой выпускники дипломные проекты защищают). Запрос передали первому проректору. И тишина. Никакой реакции. Повторный запрос – опять нет никакого отклика. Наконец на довольно высоком административном уровне позвонили первому проректору горного по телефону и спрашивают, почему, мол, ответа до сих пор нет. Так она, знаете, что выдала? Шуйский, мол, в профессиональном-то плане тянет, но это – глубоко аморальный человек, и мы ему рекомендацию на такую должность дать не можем. Вот прямо так и сказала... Долго потом меня расспрашивали, что же это у нас там за дикость творится...

Увольнение из горного института: театр абсурда

"Я размышлял о том, что существует, вероятно, некоторый предел способности к удивлению. По-видимому, я далеко шагнул за этот предел. Я даже испытывал некоторое утомление. Я пытался представить себе что-нибудь такое, что могло бы меня сейчас поразить, но фантазии у меня не хватало. Это мне очень не нравилось, потому что я терпеть не могу людей, неспособных удивляться. Правда, я был далек от психологии «подумаешьэканевидаль», скорее мое состояние напоминало состояние Алисы в Стране Чудес: я был словно во сне..."

А. и Б. Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу"

_______________

Как ни странно, история моего неизбежного увольнения из горного началась прямо с момента моего устройства на работу, в ноябре 1997 года. Заняла она девять лет, в течение которых внешне всё выглядело вполне благополучно. Но притом я отчётливо видел, как события выстраиваются отвратительной, зловещей чередой, ведущей к строго определенному концу. И в то время, когда ректор на собрании торжественно упоминал меня в числе нескольких сотрудников, наиболее полезных институту, я уже уверенно говорил своим родным и знакомым, что дело близится к развязке. И мне, видимо, пора активно искать новую работу. Тогда мне, конечно, никто не верил…

К сожалению, на кафедре экологии, куда я трудоустроился, работала доцентом дочь проректора. Особа невеликого ума, совершенно не способная к какой-либо творческой работе, очень слабохарактерная и не вполне адекватная. Её можно было бы искренне пожалеть, если бы всё это не сочеталось с удивительной подлостью. Почти постоянно пребывала она в мире своих нелепых фантазий, непременно компрометирующих кого-либо из окружающих, преимущественно на сексуальной основе. Реальность и собственный болезненный вымысел сливались у неё воедино. А полная безнаказанность позволяла широко делиться этими "откровениями" с каждым встречным, и даже со студентами на лекциях. При этом любая, самая абсурдная сплетня, только что сочинённая вдохновенным автором, подавалась слушателям уже как абсолютная истина. Любопытно, что при этом сама рассказчица, вне всякого сомнения, явно и истово верила собственным бредням.

И вот это странное создание активно продвигали по карьерной лестнице. Прежде всего, юному дарованию нужно было срочно обеспечить докторскую степень. Кем, из каких первоисточников и как именно была в рекордные сроки слеплена эта "диссертация", умолчу – непосредственного отношения к моей истории это не имеет. После мгновенного утверждения ученой степени в ВАКе (в экспертном совете которого числится и проректор) встала очередная задача – новоиспеченному доктору потребовалась собственная кафедра.

Для того, чтобы 1любимый ребёнок получил желанную личную кафедру, весь наш факультет был подвергнут коренной и, в сущности, разрушительной перестройке. Как именно перелопатили его структуру – описывать не буду: горняки всё это безобразие и так знают, а остальным, вероятно, такие детали будут не интересны. Скажу лишь, что в итоге не уцелело ни одной прежней кафедры…

Примечательно, что в составе новообразованной кафедры геоэкологии (сразу же метко названной горняками "гэ-кафедрой") не оставили практически никого из прежних, опытных сотрудников, помнивших эволюцию горе-заведующей и знавших её подлинную цену. Кадры наспех сформировали из юных аспирантов, преимущественно не имевших ни практического опыта, ни минимальных принципов, ни каких-либо способностей и достоинств, кроме главных: подобострастия и готовности широко использовать абсолютно любые выгодные им средства. Эти ценные качества в данном случае стоили всех прочих. Ведь на таком отборном фоне даже одиозная фигура заведующей смотрелась вроде бы и так себе, не очень-то и вопиюще… Известный закон Паркинсона об иерархии глупости и профнепригодности во властной вертикали был соблюдён. Вот этот самый период формирования новой кафедры специально под яркую, харизматическую личность новой заведующей и завершил моё пребывание в горном.

Дело в том, что утверждению дочки в новой роли предшествовала активная PR-компания. В 2001 году произошло, пожалуй, ключевое событие. Претендентке на заведование, активно расхваливаемой перед ректором, была поручена большая ответственная работа – выполнение заказа одной крупнейшей производственной компании. Итог этой важной работы во многом и определял оценку пригодности руководительницы на роль заведующей кафедрой. И тут мне было сделано секретное предложение: поучаствовать в этой работе за приличное вознаграждение. Я, разумеется, согласился заработать и бодро приступил к делу, благо тематика оказалась знакомой, по ней имелся значительный собственный "задел". Очень скоро выяснилось, однако, что на какую-либо помощь "руководительницы" рассчитывать не приходится хотя бы потому, что последняя физически не в состоянии сосредоточиться хотя бы минут на пять. Любая попытка конструктивного делового разговора срывалась, поскольку этот самый разговор немедленно превращался в поток нелепых сплетен о коллегах. Компрометирующие материалы, как я уже отмечал, буйно измышлялись прямо по ходу разговора и носили непременно сексуальный, точнее, сексопатологический характер. Не скажу, чтобы я был особенно этим удивлен. Нет, этим только подтвердилось моё исходное предположение, что в работе придется рассчитывать исключительно на собственные силы. Разумеется, некоторую техническую помощь оказали также мои аспиранты и студенты.

Опущу подробности этой огромной, нелёгкой, авральной работы. Скажу лишь, что в итоге она была выполнена строго в поставленный, неправдоподобно малый срок и, тем не менее, вполне качественно. Ректор, курировавший работу, лично ознакомился с результатом и выразил удовлетворение. Разумеется, он-то полагал, что всё действительно выполнялось под руководством и при активном участии дочери проректора. Тем более, что сам я с ректором вовсе никогда не общался. "Не по чину" – подумаешь, какой-то профессоришка, научный "негр"… Все рабочие контакты осуществлялись через проректоршу, которая и давала событиям нужное "освещение". В итоге в громадном списке исполнителей готового отчета, наряду с руководителем, числилось множество удивительных исполнителей – какие-то неясные деятели науки из АХЧ, даже чуть ли не из охраны, из прочих вспомогательных служб… Где-то среди них затерялся и я. Деньги, впрочем, заплатили, и даже заметно большие, чем обещали – в знак приятного удивления качественным результатом. Вскоре после этого ректор и упомянул меня на каком-то собрании как одного из ведущих "кормильцев" института, к чему я, помню, отнёсся со здоровым юмором. Удачно совпало по времени и моё представление на профессорское звание. Дело в том, что, хоть я и честно отвечал всем формальным критериям, однако известно было немало случаев, когда таким же претендентам, тем не менее, отказывали в представлении на это звание безо всякой на то причины. А тут – всё прошло без сучка и без задоринки… А вот далее – начались неприятности.

Тут надо сказать, что среди моих студентов–помощников была такая Татьяна Петрова (народ должен знать своих героев) – девочка из не очень благополучной семьи, выделявшаяся мужеподобной внешностью, хамоватостью и грубыми манерами, странно сочетавшимися с неумеренной льстивостью. Я относился к ней с жалостью, периодические хамские выходки списывал на дурное воспитание и наивно полагал, что со временем их постепенно удастся искоренить. Надеялся я также в дальнейшем исправить и некоторую её неразборчивость в средствах достижения цели… Я уделял этой студентке много времени, как, впрочем, и всем остальным своим подопечным. Учил собирать и обрабатывать материал в полевых исследованиях, анализировать получаемые результаты, писать научные тексты – в общем, возился с ней, начиная с её первого курса, готовил в аспирантуру. Постоянно изыскивал способы помочь ей деньгами так, чтобы они казались заработанными. Авансом включал её в соавторы своих статей: для поступления в аспирантуру девочке нужны публикации…

Как потом выяснилось, всё это время она исправно "стучала" проректорской дочери на меня и на моих студентов, да ещё и врала при этом с три короба, стараясь угодить её странным, болезненным вкусам. И чем более чудовищный характер имели эти измышления, тем охотнее воспринимались. Зёрна падали на весьма благодарную почву и всходы давали удивительные. И вообще, контакт между этими двумя персонами установился… как бы это выразиться… самый тесный. Брезгую вдаваться в детали… Вот уж верно сказано, что подобное тянется к подобному. Только распределение ролей у них оказалось необычным: слабенькая дочь проректора быстро попала под полное доминирование вдвое младшей её юной авантюристки…Скажу лишь, что за всю мою жизнь, богатую событиями и людьми, мне никогда не приходилось видеть столь испорченное существо.

И вот я узнаю, что на основе написанного мною отчета с минимальными дополнениями создается другой – для другого заказчика, тоже весьма небедного. Причем компилировать новый текст поручено… этой самой моей помощнице-студентке. Затем – следует ещё один подобный отчёт с неслабыми гонорарами компиляторше… Моё же имя даже не упоминается среди авторов, и денег я тоже никаких не получаю. Вникните: плату за компиляцию моих текстов теперь получала моя же ученица, доносчица и клеветница. Разумеется, мне об этом знать не полагалось, всё делалось тайно. Но мир – не без добрых людей, а в институте обеих этих особ любят не более, чем они того заслуживают. И тайное стало явным.

И тут мне предложили очередную работу в качестве тайного "негра" на ту же самую дочь проректора. Разумеется, теперь я с негодованием отказался.

Последствия, как говорится, не заставили себя ждать. Буквально на следующий день наш декан (он же – заведующий нашей кафедрой) с таинственным видом вызвал меня в коридор и сообщил, что на меня поступил донос. Заявление от неких студенток, которых я якобы сексуально домогался непосредственно в институтском коридоре (?!). Показать мне этот примечательный документ или познакомить с его авторами декан наотрез отказался. Явственно ощущалось, что сам он в эту белиберду не верил, но и ссориться с проректоршей и её дочерью не собирался, поэтому от комментариев старательно воздерживался. Впрочем, авторство этой безумной филькиной грамоты было и так очевидно…

Со дня на день нашу кафедру должны были разделить на две: экологи (и я в их числе) должны были отойти в подчинение дочери проректора, а специалисты по охране труда по-прежнему оставались под руководством декана. И я категорически заявил ему, что не смогу работать под началом особы, которая фабрикует на меня ложные параноидальные доносы, да ещё и при пособничестве моей же бывшей ученицы.

В итоге мы договорились, что я останусь на второй половине делящейся кафедры, которой будет заведовать сам декан. О чём он и доложил проректорше…

Это в семейные планы явно не входило. Меня хотели припугнуть, привести в повиновение и загнать в ярмо, чтобы я продолжал тайно батрачить на дочурку. А я вместо этого вообще срывался с крючка. Как потом выяснилось, с этого момента доносы про мои массовые сексуальные домогательства стали формироваться регулярно и хлынули в большом количестве. Составляла их всё та же сладкая парочка. А подписывать заставляли различных студенток, небезосновательно боявшихся отчисления в случае отказа. Вся эта письменная продукция до поры копилась у проректорши в особой папке.

Тем временем, разделение кафедры состоялось, и я, уже под руководством декана, возобновил занятия экологией. И вот наш отчёт о большой проделанной работе был успешно принят. Этого, видимо, перенести уже было никак нельзя: альтернативная экология, постоянно действующий источник опасности! Ведь рано или поздно выяснится, какой-такой великий учёный есть эта самая дочка, разразится скандал, а тут под рукой будет ещё один успешно действующий доктор наук-эколог… Не-е-ет, это нужно было пресечь.

Окончательно развитие событий было катализировано подоспевшим письмом из РГПУ им. А.И. Герцена. Коллеги с факультета биологии сделали запрос на имя ректора с ходатайством разрешить мне возглавить их государственную аттестационную комиссию. Письмо передали проректорше, которая сперва отмалчивалась, а потом, на очередное напоминание из РГПУ, заявила, что я – аморальный тип и быть председателем ГАКа недостоин. Чем, естественно, немало удивила администрацию РГПУ. Меня просили объяснить, что это вообще за бред и что за бесовщина у нас там творится…

Видя, что я "не унимаюсь", проректорша решила поставить точку. Взяла папку с кучей состряпанных доносов и пошла на приём к ректору – попросила принять меры против разгулявшегося маньяка. Ректор долго рассуждать и разбираться не стал. Мне было передано указание – срочно исчезнуть из института по-хорошему, в противном же случае гарантировалось исчезновение "по-плохому". Далее декан, передававший мне эту информацию, многозначительно прибавил, что в Питере действительно множество людей ежегодно исчезает без следа... Закатают в асфальт, и все дела. Когда я спросил его, что это вообще за разговор такой безумный и где мы с ним, собственно, находимся – в высшем учебном заведении? бывшем кадетском корпусе, или в бандитской "малине", означенный декан ответил, что вот из-под асфальта мне и станет виднее, где мы панимаш находимся.

Собственно, было уже не важно, где именно созрела эта восхитительная формулировка про "по-плохому" и про асфальт: действительно ли на самом верху, или уже по дороге ко мне, на каком-то из этажей "вертикали власти". Конечно, можно было бы упереться, дождаться увольнения по нехорошей статье и обратиться в суд. Но ведь даже в самом лучшем случае, если бы увольнение признали незаконным и меня восстановили на работе, я смог бы потом, как водится в таких случаях, только лишь написать заявление об уходе по собственному желанию – ясно, что спокойно работать там мне бы уже не дали. Учитывая же соотношение материальных возможностей моих и моих "оппонентов", рассчитывать на положительно решение суда тут вряд ли приходилось. И я с отвращением и, в то же время, с облегчением написал заявление об уходе по собственному желанию.

Продолжение