Записки из горного дома, или Древнейшее профессиональное техническое заведение-2

Древнейшее профессиональное техническое заведение-1

Креативненько

Однажды в институте делали очередной ремонт. Мы при этом ещё и переезжали. Кафедра наша находилась тогда высоко - на пятом или шестом этаже. Имущество таскали в другой корпус на горбу. Лифта не было. А времени на всё это папег дал, как всегда, вопиюще мало. Поэтому переезд напоминал срочную эвакуацию с паникой - будто неприятель уже входит в город. А завкаф наш ещё и стремился прогнуться - закончить всё не только в срок, но и с опережением. И, разумеется, отрапортовать первым.

И вот одна сотрудница посетовала ему, что демонтировать её приборы так, чтобы их потом в целости перенести, собрать и настроить на новом месте - долгая история. Требует больше времени, чем дали. Но другого выхода нет...

Завкаф искренне удивился. Говорит - как это нет? Да Вы что? Шире надо мыслить! Нестандартнее!

Распахнул окно. Лично схватился за ближайший прибор, рванул, выкорчевал из стены. Кряхтя, поднёс его к окну - и вышвырнул с пятого или шестого этажа. Обворожительно оскалился и снисходительно сказал:

- Вот так, Вера Алексеевна! А Вы говорите - долго.

Зависимость

Как-то раз стал я свидетелем одного любопытного краткого диалога между заведующим кафедрой (З.) и его аспирантом (А.):

З. (раздражённо): - Миша! Когда же ты мне наконец покажешь эту зависимость? Что ты всё с ней возишься?

А. (удивлённо): - Так это... материалов же никаких нет! Это ж надо на производство, в командировку, надолго, в шахту лезть, замеры делать! Разве Вы меня отправите в командировку?

З. (распаляясь): - Какая тебе на хрен командировка? (Хватает лист бумаги, ручку. Рваными движениями криво, грубо рисует скособоченную систему координат). - И так ясно, что кривая должна пройти примерно вот так! (Лихим росчерком выводит линию - действительно, довольно кривую и весьма извилистую).

А. (оторопело): - Да откуда же я знаю, как она пройдёт... В командировку не пускаете. Где же я данные-то возьму?

З. (окончательно зверея): - Где!!?? (Хватает ручку, яростно, беспорядочно тычет ею в бумагу вокруг кривой, кричит): - Вот! Вот!! Вот, вот и вот!!!

Профессор должен уметь всё!

Произошло это, когда у начальства была на меня своеобразная мода, как на "самого-молодого-доктора-профессора-в-институте". Вечно меня отрывали от дела и бесцеремонно показывали всем, как дрессированную обезьяну: считали своим долгом отряжать на все тусовки, демонстрировать разным заезжим нуворишам, запихивать на торжественные собрания и т.д. Всё это, естественно, раздражало и очень мешало работать.

И вот в разгар всей этой вакханалии увидел я как-то ночью сон – цветной, очень детализированный и удивительно правдоподобный. Подходит, значит, ко мне во сне начальник и говорит: "В.Ф., тут такое дело: к нам приезжает президент. Руководство посовещалось и поручает Вам перед ним на истребителе взлететь, он это любит". Я медленно офигеваю и бормочу, запинаясь: "так я же, того, этого, не умею". А начальник отвечает мне своей коронной фразой, которую и в реальности любит повторять, давая невыполнимые поручения: "профессор должен уметь всё!"

Потом отечески так утешает: "ну, времени ещё целый час, успеете разобраться, что к чему, инструкцию там почитайте, подсуетитесь! А взлетать нужно из деканатского коридора, когда делегация на этаж поднимется!". Я, будучи в полной прострации, вяло бормочу совсем уже какую-то чушь – что, мол, места там мало, полосы нет, разогнаться негде – а в ответ мне: "надо!"

Абсолютно уже деморализованный, я обреченно так говорю: "ну и где же этот ваш истребитель, пойду хоть посмотрю на него". А начальник отвечает: "видите ли, истребитель хоть и утвержден в сценарии встречи, но в смету не вошел, а потому – нет его. Ну, да ничего. Вы уж как-нибудь сами разбегитесь перед высокими гостями, только обязательно при этом ручками вот так сделайте (быстро и мелко машет ладонями), и – вж-ж-ж-ж!!! – взлетайте. Много летать не надо – пару кругов над институтом нарежете, да и можете садиться". Вот тут я и проснулся в холодном поту…

Старейший-Первейший Гламурный Горный Институт им. кн. Г.А.Потёмкина-Таврического, 2006 г.

Защитница

Как-то одна аспирантка публично рассказала нам, что вчера видела в театре пьяного папега. Шестёрки, изобильно там присутствовавшие, кинулись защищать папегово реноме. И вот одна из них в своём шестёрочном экстазе рьяно выкрикнула: "Ничего подобного быть не может! Это просто он всегда так выглядит!"

Происки

Был у нас в древнейше-первейшем вузе профессор один. Тип довольно своеобразный и вполне достойный нескольких персональных анекдотов. Сейчас это, впрочем, неважно. И вот однажды довелось ему проводить конференцию по теплофизике. Подготовил он макет программы. На обложку для понта поместил рисунок - грубо стилизованная резерфордовская планетарная модель атома. Шарик-ядро и три скрещенных орбитали в полупрофиль - овальные.

Как положено, сдал это дело на согласование папегу. Да, да, сам папег в древнейшем печатную продукцию утверждает, не лень ему. Может, он и метёлки сам считает, как Аракчеев, не знаю и врать не буду.

И вместо согласования огребает этот профессор здоровеннейших люлей. Программу ему возвращают перечёркнутую и с личным автографом великого. Если сильно смягчить, то такого примерно содержания: нафига ты, нехороший человек, тут шестиконечную звезду нарисовал?

Ремонтфюрер

Когда папег ещё только раскручивался, пробавлялся он перманентным ремонтом во всём этом институте. Заказывались материалы и работы строительной фирме, которой, как говорят, его жена заправляла. Поэтому ремонт наш пассионарий вёл постоянно и везде. У него была даже кликуха "ремонтфюрер". Закончив ремонтировать какой-либо корпус, этаж, коридор, его немедленно снова обдирали, уродовали - и принимались отделывать заново. День сурка.

Мы над этим всячески прикалывались на институтском форуме, пока его не подвергли такому же "ремонту" и не сделали насквозь простреливе... то есть жёстко модерируемым. И вот одна молодая преподша вступилась за ремонтфюрера. Она написала: эх, вы, да Вы же не цените то, что имеете. Посудите сами. Толпы диких ремонтярников циркулируют по вузу, постоянно его громят и курочат. А наш их мужественно терпит. Держит их в периметре. Это ж ведь такое испытание человек на себя взял добровольно. Да если б не он, они бы небось по всему Питеру разбрелись - и живо его точно так же разворотили. А так они хоть изолированы...

Серое существо

Как-то раз согнали нас, преподавателей, на очередное собрание. Малограмотный и косноязычный ректор ("папег") их просто обожал и на каждом из них совершенно невразумительно выступал никак не менее двух часов подряд.

На сей раз речь зашла о введении системы разной оплаты преподам, занимающим одинаковые должности. Ну, сами знаете, кто в таких случаях получает преимущества. Но папег решил расставить акценты, объяснить нам, что поощрены будут якобы никакие не ж/лизы, а наоборот, вовсе даже самые умные и работящие.

Как известно, правдивы у нас только оговорки да опечатки... Папег важно провозгласил, постукивая себя пальцем по лбу: - Тут всё будет зависеть только от серого существа!

Тихими, тяжёлыми шагами в дом вступает командор

Когда папега вдруг назначили командором одного из европейских рыцарских орденов, зашёл об этом разговор в кругу удивлённых преподов. Возмущался, сетовал народ преподский, что вот, мол, куда ж они там смотрят, не знают, видимо, что это за лыцарь и за командор такой из 90-х. В ответ на что один из коллег рассудительно заметил, что это как раз нормально. Адекватно. Справедливо даже. Ведь ордена-то эти как раз и формировали свои богатства примерно папеговыми методами.

Так говорил Завохозтра (цитатник Папега ЦЫвильного)

Вместо эпиграфа. Одна пожилая тамошняя редакторша в отчаянии выдала, глядя на лежащую перед ней расшифровку магнитофонограммы Корифея Всех Наук: "Я - профессионал в своем деле и могу любой, самый дикий бред превратить в приличный текст, но для этого нужно ведь хотя бы примееееерно понять, о чём идёт речь!!"

"Зачастую всё нецЫвильно. А всё должно быть цЫвильно." (О, это цитата из цитат... В ней - всё, от альфы до омеги. В сущности, остальные вторичны...)

"Некоторые тут зачастую считают, что в них есть необходимость. Нет, в них есть обходимость, чтобы без них обходиться."

"Всё зависит только от серого существа, которое у вас вот тут!" (стуча себе по голове)

"Не беспокойтесь, я вас всех похороню!" (сказано на собрании преподов - данное и не сдержанное обещание оплачивать похороны померших сотрудников)

"Каждый профессор должен поиметь двух аспирантов."

"Зачастую мои распоряжения плохо игнорируются. Пора ввести штатные должности СМОТРЯЩИХ по кафедрам."

"НАДА ДЕЛАТЬ КАКНАДА!" (Реальная резолюция на одном документе, наискосок, крупным почерком)

"Вы все здесь представлены в форме..."

"Сегодня мы должны переориентировать этот уровень власти на другой уровень ориентации ценностей."

"Это есть результат гордости для ваших родителей!"

"Сейчас у нас нет такой необходимости, зато есть обходимость".

"… форма и другая социальная защита."

"… чтобы формировать свой интенсивный завтрашний день".

"Мы тратим 5000 квадратных метров долларов в год на одного студента, а на аспиранта, соответственно, больше!"

"Вы думайте, так сказать, что вы победоносно, так сказать, на вершина!" (Речь на собрании выпускников.)

"Они сделали многое, чтобы вы прошли сквозь стены нашего университета" (на линейке, о родителях новоиспеченных первокурсников)

"Это - проблема, и над ней надо бороться""

"Помню, помню, с удовольствием ходил я по стенам вашего замечательного города..." (выступая перед немецкой делегацией; рассказавший мне эту историю добавляет: "с тех пор называем его "человек-паук")

Уважают в народе преподавателей

Это сейчас в городе примелькалась своеобразная униформа горного института – точнее, форменные пиджачки. А в начале века её едва начали вводить в оборот, на ходу экспериментируя с цветами, фасонами и аксессуарами. Менялось всё – шитье, гномы, молотки и разные нашитые слова. Первые спинжаки были вообще чёрными, наводя ассоциации с фильмом про семнадцать мгновений. И наряжать в них народ начали постепенно – сперва только администрацию, затем по очереди профессоров... Вид человека в форме этих неведомых войск вызывал в миру некоторое замешательство, а то и лёгкую панику. Ну и частенько порождал разные комедии положений. Меня вот, например, однажды у входа в институт за швейцара приняли. И тогда я спросил у старшего товарища, тоже ряженого профессора, а как встречный люд его форму трактует?

На что он мне невозмутимо ответил: по обстоятельствам. То за прокурора принимают, то за налоговика. Да это и не важно. А важно то, что ещё ни разу в ресторане в этих шмотках ему платить не пришлось – всегда встречают с почётом и кормят за счёт заведения, на халяву и от пуза.

Улыбайтесь, господа

Древнейше-цЫвильнейший горный институт им. Папега ЦЫвильного - заведение самых строгих правил. Тут вам не хухры-мухры, понимаешь. Народ, в основном, удручающе серьёзен. Улыбаться без особого на то веского повода не принято. Следует выглядеть хмуровато, многозначительно и, при общении с равными или подчиненными, даже источать некоторую потенциальную агрессивность (при разговоре с вышестоящими картина разительно меняется...). Здороваться принято молча, стискивая друг другу руки с угрюмым, несколько отрешённым выражением лица. О таком легкомысленном явлении, как смех, я и не говорю...

Стоим мы как-то раз с моими аспирантами у входа в наш корпус. Беседуем, шутим и смеемся. А с крыльца спускается группа пожилых преподавателей. Посмотрели на нас, как на нечто странное, и тут один из них говорит: "во дают, утро ещё, а они - уже пьяные...".

Диспут

Однажды в Перво-Древнейшем Профессиональном Заведении в общаге подрались два аспиранта. Подчеркиваю – аспиранты. Не первокурсники, не пятикурсники, а именно аспиранты, без пяти минут кандидаты наук, "ученые мужи", тксзть. Причин ссоры не знаю, но один из них другому накостылял. А потерпевший - не смирился. Действовал он решительно и хладнокровно. Пошёл на кухню и поставил там на плиту громадную сковородку. Терпеливо дождался, пока она раскалится докрасна. После чего пошёл к обидчику и со всей дури врезал ему этой раскаленной сковородкой по голове. Того госпитализировали...

Пошловатая история

Колебался, рассказывать ли... История пошловатая. Но ведь смешная! Но – пошловатая… Йэх, ладно, расскажу.

Начало - традиционное: дело было в древнейшем профессионально-техническом заведении... Ещё до раздела кафедры. Составляли мы с моими аспирантами какую-то официальную бумажку. Закончили, стали распечатывать. Я запускаю документ печататься, а аспирантку прошу вставить в принтер лист бумаги. Она вставляет, но криво, текст выглядит неважно. Шлю повторно. Барышня опять заправляет лист не очень удачно, и текст снова кривится. Так повторяется несколько раз. После чего аспирантка срывается и кричит: "В.Ф., ну что Вы смотрите? Вы же мужчина! Ну-ка, вставьте мне так, чтобы хорошо стало!".

Присутствовавшие глубокоуважаемые коллеги ржали так, что прибежал завкаф. Фраза эта ещё долго потом гуляла по кафедре.

Секира

Запомнился фрагмент разговора, случайно услышанный в раздевалке институтского тренажёрного зала. Беседовали студенты-боксёры, члены институтской сборной. Один из них сетовал, что до сих пор нет у него боевого псевдонима, который, по-видимому, в их деле полагается. Остальные давали товарищеские советы.

- Слышь, брателла, ты с этим не тяни, ты жоско забей себе реальную кликуху, ну чтоб конкретная была, кааарочи.

- Точняк. А то назовут тебя какой-нибудь жопой, так и прирастёт, не отмоешься.

- Да я, пацаны, уже присмотрел себе. Тока вы, короче, не смейтесь.

- Ну?

- Ну эта... Хочу называться, карочи, Секира.

- Чивооо? Эт'что это за х-ня? Бабское имя какое-то.

- Ну я точно не знаю. Но это, короче, когда пацан конкретный такой. Когда он всем вломить может. Ну когда в уважухе, при всех делах, то он, короче - секира. Доказать не могу, но верняк.

- Нет, ну ты гонишь. Да это явно бабское же погонялово... Ты смотри у нас, короче... Секира, б...! Хех!

Доктора по понятиям

Помнится, дочь проректора просто поразилась, узнав, что докторскую диссертацию я делал и защищал вопреки воле начальства. Просто не поверила. Всё спрашивала - это что же, выходит, любой может так, руководства не спросясь, вдруг ррраз, вжжжик - и в доктора? Я соглашался, что, пожалуй, да - если, конечно, он этот "вжик", то есть диссер, написать сможет. Да материал на него сперва собрать. Да осмыслить и толком обобщить. А так-то, да. Почему бы и нет...

Ну уж нет, рубила оппонентка. У нас такого дикарства быть не может. У нас только высшее руководство решает, кому надо доктором стать, а кто не заслужил! И когда дают команду – вооот тогда да, тогда нужный человек быстро делает докторскую и быстро же, без проблем, защищается. Вот это правильно! Всё по плану! А не как ты, с войной, с увольнением, с доносами в ВАК от своей же дирекции и с двумя перезащитами в МГУ без объяснения причин. А у нас без спроса даже и подумать о докторской никто не посмеет!

Я тогда только хмыкнул и плечами пожал: очередная чушь какая-то. Все знали, что врёт мадам вообще беспрерывно – меня об этом ещё при устройстве на работу предупредили аж несколько человек, психическое расстройство у неё такое. Но потом получил я возможность убедиться, что в данном, редчайшем случае – сказала правду. Увидел сам этот процесс, когда дали такую отмашку ей самой. Причём да, сделать это ей было велено в кратчайшие сроки. Зрелище было внушительное. Тут же мобилизована была целая армия шестёрок, которые, не покладая рук, бойко орудовали ксероксами, сканерами, неутомимо качали что-то из интернета. Вперемешку валили чужие тексты, разрезали, склеивали невпопад. Как выражалась сама "диссертантка", "гнали текстовочку". Плагиат-контроля тогда не было, да, помня тамошние нравы и обычаи, уверен, что и сейчас он их ничуть не останавливает.

"Диссертация" была готова за несколько дней. Защита прошла в местном совете "на ура". Да и утверждение в ВАК произошло стремительно, мгновенно просто – возникало впечатление, что при изготовлении этой поделки какой-то услужающий уже заранее стоял наготове и держал поднос с дипломом. Тут же дали и кафедру, наспех сформированную из отборных, наиболее отмороженных и отпетых юных жополизов. А я только давался диву, глядя на эти чудеса, и вспоминал свои многолетние мытарства.

А теперь – кого из нас этим удивишь... Ох, недаром, недаром говорят в древнейше-первейшем, что он – флагман отечественного образования и науки. Это чистая правда. Много я впервые наблюдал там такого, что казалось диким, невероятным, невозможным – и всё-таки происходило, а потом расползалось по всем вузам, по всей стране – и затем превращалось в "норму". Вот и с диссертациями так же вышло.

Обознался

В древнейшем профессиональном техническом заведении угораздило меня попасть на одну кафедру с дочерью первого проректора. Сказать, что это была общительная особа - это не сказать ничего. Сходу взяла она на себя роль этакого кафедрального Вергилия. Например, бежит мимо наш ровесник, доцент, толковый и работящий мужик. Обменялись рукопожатиями. В ужасе подходит моя новоявленная благодетельница.

– Да ты что? Да знаешь ли ты, с кем сейчас поручкался? Это ж маньяк и негодяй! Его стороной обходить надо! Он, например, не так давно сидел себе на кафедре вечером, составлял методичку, на компе тюкал. Входит бабуля-уборщица. Так он - как вскочит! Ррраз! Кааак завалил её на стол! И того! Этого! А потом - она ещё со стола слезает, кряхтит, причитает - а он уже снова за компом, весь в методичку погружён, по клаве тюкает...

Ой - думаю, эт'куда ж меня занесло-то... А с виду и не скажешь, нормальный мужик вроде.

А она без остановки, подряд, такие же дикие истории, одну за одной – про второго, про третьего, про каждого – все-то на кафедре сексуальные маньяки, все насильники, все только об одном и думают. Да в раж вошла, глазами так и сверкает, раскраснелась, жестикулирует... Впечатляет это зрелище, я Вам доложу.

Эээ - сказали себе мы с моим внутренним Петром Ивановичем... Таак, ну и хто ж тут у нас на самом-то деле маньяк, ааа? И решил я её россказни впредь не слушать и не воспринимать вовсе. И вообще держаться подальше.

Но одно дело – решить, а другое – действительно отделаться от такой рассказчицы. Не так-то это и просто оказалось. Куда бы я не направил стопы свои, всюду за мной следовал этот неиссякаемый источник всеобщего сексопатологического компромата – заглядывая в лицо, забегая вперёд, извергая всё более кошмарные подробности. Остроумные кафедральные аспиранты, наблюдая за всем этим безобразием, вспоминали Шрека и ослика, матерно сочувствовали мне и законно ржали.

И вот как-то раз иду я по коридору на свою пару. В голове крутятся, мешая друг другу, и предстоящая лекция, и "горящая" статья, и очередная срочная макулатура для УМО, и какие-то проблемы кураторской группы... Ну, преподам этого объяснять не надо, сами весь этот вечный бег в колесе отлично знают. А сбоку поспешает глубокоуважаемая коллега. И взхлёб рассказывает о том, как они вчера съездили на дачу всем семейством. Я же, не вникая, на автомате изредка вставляю что-то типа "а...", "вот как..." или "понятно". И тут она мне пытается на ходу показать какую-то фотографию и что-то про неё рассказать. Скосил глаза – фигня какая-то, кадр довольно тёмный (может, вечер), видно лишь, что снят автомобиль, и в его заднем окне торчит чья-то физиономия – круглая такая, щёки висят. И следует вопрос – ну, как она тебе?

Как, как... да пофиг мне, вот как. У меня своих дел полно, работы невпроворот! Чтобы отделаться, роняю по пути: - ну да, мол, да, хорошо вышла (имя-отчество проректорши).

И тут вдруг что-то меняется. Сразу становится тихо, и сопровождающая куда-то исчезает. Оборачиваюсь – стоит, ловит воздух ртом, глаза круглые. Что на это раз случилось-то?

– Это не она! Как ты мог?! Это же наш французский бульдог Шейла!!!

...

В общем, увольняли меня в итоге как сексуального маньяка.

Бунтарь

Начальник пробавлялся тем, что стряпал липовые диссертации. Остепенялись таким образом «нужные люди» – разные владельцы шахт, депутаты, просто криминальные авторитеты и прочие «сливки подонков». Дело это – грязное, но прибыльное: в последние годы он по пьянке частенько хвастал, что стал таким образом долларовым миллионером, по-купечески доставал толстенный лопатник и тряс им над головой. Зрелище было то ещё…

Работал он, как на конвейере: за год иногда приходилось лепить таких «трудов» штук десять. В ход шла всякая муть: трофеи из Интернета, из старых книг, известных и не очень, пожелтевшие отчеты тридцатых годов… Однажды он затребовал готовую докторскую у доцента с нашей кафедры, собиравшегося её вскоре защищать – якобы для ознакомления и добрых советов. Да и продал её очередному насосу, а с автором даже не поделился, мотивируя, что диссертация была плохая и сделано это диссертанту исключительно во благо – чтобы тот постарался как следует и написал другую, получше этой. (Обобранный доцент на этой истории сломался, сильно запил и никаких диссертаций писать более не помышлял).

И вот как-то раз ваялась наспех докторская одному известному криминальному субъекту, рожей которого одно время были оклеены все заборы (не в жанре "Их разыскивает милиция...", разумеется - наоборот, баллотировался в депутаты). Я при случае мельком заглянул в эту дивную работу и с удивлением обнаружил там даже кусок из моей старой статьи о влиянии экологических факторов на бентос. Слово «бентос» было в спешке везде заменено на «горняки», в остальном же текст остался прежним…

В холуйсуком усердии авторефератов этому хмырю напечатали вдвое больше, чем нужно. Невостребованные излишки этого произведения сияющий изготовитель принес в нашу преподавательскую и барственно вывалил на стол – читайте, мол, и учитесь, как надо. А среди нас был один тихий-тихий старичок-профессор, который передвигался исключительно по стеночке, изо всех сил старался со всеми ладить и вообще очень боялся оказаться на давно заслуженной им пенсии.

И вот тут вдруг его прорвало – в первый и в последний раз на моей памяти, а возможно, что и в его жизни вообще. Он вдруг с перекошенным лицом схватил труды великого депутата и швырнул в мусорную корзину, да ещё несколько раз утрамбовал там ножкой. После этого запал у него прошел, он как-то разом сник, начал озираться и неуверенной походочкой вернулся к своему рабочему месту…

Штирлиц шёл по коридору...

Однажды в древнейше-профессиональном заведении стал я свидетелем (и даже кагбэ чуть-чуть, вяло так, действующим лицом) одной сценки, которая меня умилила тогда ну просто-таки чрезвычайно. Попал я как-то на совещание по одному крупному договору в кабинет мамега-первого пропапега. Нас за столом - несколько человек. Сидим, ждём представителей зокащега – скажу только, что очень даже небедного, но это к делу не относится, а только объяснит, почему я вдруг поневоле в такую не характерную для меня тусу угодил.

Ну, ждём, значит, вяло беседуем ни о чём, с мыслями собираемся. И тут я по своей привычке между делом отпускаю какую-то совершенно даже невинную, лёёёёгонькую шутку про папега! Но ведь - ШУТКУ! ПРО ПАПЕГА!! И все замирают. Мамег же бледнеет с лица, давит меня тяжёлым взглядом исподлобья, а потом медленно переводит его на карнизы потолка и выразительно их озирает. А потом снова на меня зыркает. Зомбирует взором: понял, мол, сцуко? Прикуси язык!

А я сижу себе и думаю: так-перетак, это ж первый пропапег, блин! Это ж предпоследний этаж ихней такой-то вертикали! Выше-то тока кто? Правильно, тока папег. Так кого она тогда опасается? Кто может приказать ей прослушку засунуть? Опять же правильно. Тока он и может. Вот это да! Какие высокие отношения! Сколь глубокое взаимное доверие у руководства.

Марш

Однажды мой знакомый, аспирант Первейше-гламурно-готичнейшего, уже защитившись и получив все ксивы, по пьянке притаранил туда найденную где-то и отреставрированную SS-овскую каску, даже с молниями. Форму тогда уже ввели, и все мы эту каску по очереди меряли, включая и старых профессоров. Прикольнейше она смотрелась на проф. П-ве - он напоминал плохого немца из какого-нибудь старого советского фильма – помните, из тех фошыстов, которые между собой говорили на ломаном русском.

Кончилось тем, что сей пьяненький бывший аспирант надел каску сам и пошел гулять по коридорам. Встретил напротив аквариума проректоршу, сделал морду корытом и придурковато промаршировал мимо карикатурным строевым шагом, отдавая честь. Мамег стояла соляным столбом и, не веря глазам своим, таращилась на это глючное зрелище...

Преподаватель номер такой-то

Понадобилось заведующему кафедрой в РГПУ что-то срочно сказать мне во время моей лекции. Он пришёл к аудитории, тихо постучался, приоткрыл дверь, дождался, пока я закончу формулировку, и жестом попросил к нему выйти. Я извинился перед студентами, выглянул за дверь, мы кратко переговорили, и я продолжил лекцию. Казалось бы, ну и что? Это же банальность, как может быть иначе?

Да, после Университета и я так же считал. В горном же убедился, что иначе быть всё-таки может. Если учение – не основной, самоценный процесс, а маскировочное театральное действо, призванное прикрыть более "существенные" дела. Если студенты и преподаватели – не главные действующие лица, а статисты, ряженые, второстепенный, бутафорский элемент интерьера... И вспомнился Древнейший.

Вот торжественно ведут по коридорам депутацию вчерашних и нынешних братков, "благодетелей и меценатов". Начальство бесцеремонно распахивает дверь в аудиторию, продолжая громко вещать, вламывается, шумно заводя дорогих (во всех смыслах слова) гостей. Вваливается толпа субъектов с характерной внешностью – без каких-либо "комплексов", не отягощённых излишним интеллектом. На узких лбах – крупными, кривыми печатными буквами начертаны максимум три класса образования...

И тут преподаватель должен мгновенно прервать лекцию (?!), вытянуться в струнку сам, заставить и студентов вскочить по стойке смирно (??!!), промаршировать к заезжим насосам и придурковато отрапортовать им – кто он есть таков, что тут, собственно, делает, кому и какую лекцию читает (???!!!). Человек несведущий такому не поверит, как не поверил бы и я сам. Однако, чистая правда...

Как-то раз такое шумное вторжение произошло и во время моей лекции. Несколько отступая от инструкции, я подошёл к драгоценным посетителям и громко выдал: "Преподаватель номер... (назвал число, выбитое на бирке - чип-карте, которую каждый из нас обязан был носить на груди)! Специальность - 03.00.18!! Срок контракта - 5 лет!!!"

Заезжие братки остались довольны представлением. Видно, повеяло чем-то родным и знакомым...

В библиотеке

Послал я свою аспирантку в читальный зал библиотеки. Там надо было бегло просмотреть заранее намеченные нами книги и журналы, найти некоторые статьи, сделать выписки. Решили, что для облегчения труда библиотекарей она станет брать нужную литературу порциями – источников по 10–15. Проработает, вернёт взятое, тут же закажет следующую десятку и т.д.

Однако через некоторое время аспирантка звонит мне из библиотеки по телефону, просит срочно прийти ей на помощь. Книг больше не дают! Что это ещё, думаю, за бесовщина? Пришёл, расспрашиваю барышню, в чём дело. Она и говорит: первую порцию заказанной литературы, мол, библиотекари выдали более-менее спокойно. Вторую – дали уже неохотно, с невнятным ворчанием, скроив козью морду. А вот третью – вообще наотрез отказались давать. Никак не объясняя причин. Хватит, мол, нечего тут, давай, иди отсюда ваще…

Ну, подхожу я к стойке, спрашиваю важную библиотекаршу о причинах её столь странного поведения. И тут она прямо-таки вспыхивает и обрушивает на меня волну праведного гнева. Ах воооот, оказывается, в чём дело. Они-то думали, что это зелёная аспирантка сама по себе безобразничает, по юному недомыслию. А её-то, оказывается, профессор подослал! Которому такая безответственность уж совершенно непростительна! В результате какая-то, панимашь, девчонка по моему наущению мешает им работать, постоянно беспокоит нелепыми требованиями, спрашивает какие-то книги!

И мне опять, в который уже раз стало попросту любопытно. И ведь сколько лет уж проработал я в горном, сколько раз зарекался удивляться там вообще чему-либо – а вот опять не выдержал. Поинтересовался, в чём же состоит их работа, разве не в выдаче книг – в частности, и аспирантам?

Искреннему негодованию библиотекарей не было предела. Они были возмущены так, как если бы я сморозил некую ужасно оскорбительную для них глупость. Или вообще обратился к ним с циничным, непристойным предложением.

Наконец, слегка умерив свою бурную ярость, мне на пальцах объяснили примерно следующее. Библиотека горного института является его достоянием, украшением, самоценным явлением. Её неизменно демонстрируют всем делегациям дорогих гостей. Достойно встречать которых, давать торжественные пояснения, отвечать на возможные вопросы – и есть основная, почётная задача библиотекарей. Они должны помочь гостям составить самое яркое впечатление о том, какие шикарные, небывалые условия созданы в библиотеке для работы преподавателей, аспирантов и студентов!

А будничная выдача дурацких книг и журналов всяким субъектам, нарушающим величественную обстановку – всего лишь досадная помеха. Она только отвлекает жрецов от отправления их культа. Сбивает церемониальное настроение. Ну, один раз, ну от силы дважды их побеспокоить профессору ещё можно – если, конечно, эта бестактность совершается нечасто. Но уж чтобы троекратно… это просто неслыханно.

В общем, идите-ка вы отсюда, братцы, подобру-поздорову, и впредь знайте честь. Да побыстрее. Скоро солидная делегация должна пожаловать.

Потомки первооткрывателей

…И ведь что характерно: в глубине душонки вся эта шантрапа не может не понимать своего убожества и потому так и норовит примазаться к той добротной, старой, славной основе. Отсюда навязчивое, постоянное упоминание старейшести ("И мы! И мы тоже – хорошие, древнейше-старейше-первейшие!"), нелепая кривая пародия на форму позапрошлого века, "лучшие научные школы" по сканированию, ксерокопированию и скачиванию, понты и показуха. В сочетании с асфальтозакатательством, купеческими павлинами, распальцовкой – эффект потрясающий…

Помню, дочег как-то, ведя дорогих гостей, впаривала им, что ее предок тут работал и даже открыл Оленегорское месторождение. Я тогда особо не отреагировал, удивился немного лишь тому, какие гнилые плоды порой дают здоровые деревья. В другой раз в такой же ситуации выяснилось, что предок открыл Мончегорское месторождение, и тут уж оставалось только подивиться его, предковой, активности. Но уж когда в третий раз выяснилось, что мифический предок и Норильское месторождение открыл…

Дороги, которые мы выбираем

Как только в Древнейшем профессиональном техническом заведении установилась "цЫвильность" (с), папеговы нукеры перекрыли центральный вход, который в главном воронихинском здании, с высокими ступенями, криминально-античными скульптурными группами, с Невой и надписью "Люблю тебя, мой ЛГИ". Раньше через него народ по утрам весёлой толпой валил на работу. А при новом орднунге - перекрыли, сторожить приставили здоровенных орков, угрюмых мордоворотов с зарплатой куда-там-профессорской. И дозволено там ходить только папегу, его пропапегам и разным их гауляйтерам. А прочих нигге... эээ... афропреподавателей и студней - нафиг, через чёрные ходы, боком да подвалами.

Как-то раз пристегнули меня делать газпромовский отчёт. Формально работу эту возглавляла дочег первого пропапега. На самом же деле - только мешала она и пи... без умолку говорила что-то постороннее. Но, тем не менее, пропапег эту работку, соответственно, курировала, да и папег держал её на контроле. А помогали мне две моих студентки, без пяти минут аспирантки. И вот засиделись мы однажды, время поджимало, да ещё и пропапег пришла нас проверять. Да так потом все вместе на выход по институту и двинули. И вот разошлись наши пути - пропапегу-пропагегово, через центральный ход дорога. А нам, работягам - соответственно, через черный. И тут пропапега то ли пробило на понт, то ли вправду она порадовалась, что вроде бы как всё мы, напрягшись, успеваем. И говорит она нам: а пошли-ка, мол, я, так и быть, вас через центральный вход проведу! О как! И сияет.

Тут сталбыть бифуркация-то и произошла. Одна из студенток так неприлично обрадовалась этой чести, так аж прям зашлась, что некоторое время я всерьёз предполагал, что прямо тут и разрешится она острым удовлетворением. А я и отвечаю - нет уж, спасибо, мол, пойду я там, где обычно хожу, где все мои товарищи теперь по вашей милости ходят, и если они в центральный теперь оказались негожи - то, значит, негож и я. И пошёл прочь, и вторая студентка со мной. А первая - значить, с пропапегом и её дочегом, исполнившись своего нахлынувшего величия - в гауляйтерский центральный продефилировала.

И так ведь и разошлись наши дорожки с того момента. Первая - в шестёрки подалась, так там до сих пор и холуйствует. А мне вскоре и вовсе на дверь указали, да ещё на прощание в асфальт закатать пообещали - так и ушли мы со второй студенткой-аспиранткой моей из этого мордера. Через боковой чёрный ход ушли, где теперь, ..., у них все нормальные люди ходят.

Продолжение